10 июля замечательному русскому актеру Юрию Стоянову исполняется 57 лет. Стоянов — это как раз то имя, при звуке которого оживает старое журналистское клише: «в представлениях не нуждается»
Многие живущие ныне выдающиеся артисты в них не нуждаются, но именно благодаря Юрию Стоянову и ныне покойному другу и партнеру Илье Олейникову на телевидении когда-то было искусство, и юмор был настоящим: глубоким, живым, веселым и грустным одновременно.
В канун дня рождения Юрий Николаевич рассказал о своей сегодняшней жизни, возможном продолжении легендарного «Городка», а также о параллелях со Стивеном Фраем.
— Юрий Николаевич, как вы будете отмечать день рождения?
— Я не подгадывал, но так совпало, что в это время я с семьей буду за границей. Я спокойно отношусь к своему дню рождения, тем более дата некруглая, поэтому тихо отметим с семьей. По счастью, и друзья будут рядом.
— Как часто вам удается отдохнуть за год?
— Когда еще выходила программа «Городок», жизнь была расписана на год вперед. Съемки передачи были основным делом, и в них вклинивались какие-то другие проекты, например, кино- или театральные. Сейчас я живу более спонтанно, планы зависят от разных предложений, которые мне поступают. Из постоянной работы остаются программы «Большая семья» на «Культуре» и «Живой звук» на канале «Россия». И еще кино, в котором ты несмотря на свою кажущуюся востребованность остаешься все-таки зависимым человеком, ждущим предложений.
Новый год я всегда отмечаю с семьей, и никакие предложения о «корпоративах», никакие суммы не способны меня переубедить. И еще я стараюсь, чтобы мои отпуски совпадали со школьными каникулами детей.
— Как вы предпочитаете отдыхать?
— Странно, что я, южный человек, родившийся и выросший в Одессе, ненавижу жару и солнце, тропические страны, пекло… Хотя помню, как в детстве мы уходили на пляж в семь утра, а возвращались в десять вечера. Но летом я больше всего люблю бывать в Финляндии: лесок, водичка, озерцо, удочка, мелкая рыбка, пойманная раз в два часа, грибы и шашлыки. И еще я стараюсь в отпуске посмотреть и прочитать все, что не успел дома. Ну и желательно, чтобы гитара была под боком — у меня, как у всех играющих на гитаре, есть такой «походный» вариант.
— Вы сейчас снимаетесь в кино?
— Сейчас идет озвучка российско-ирландской картины «Москва никогда не спит» Джона О' Рейли. У меня там одна из главных ролей; я играю очень известного актера, у которого случился очередной тяжелый сердечный приступ. Ему говорят, что жить осталось недолго, и он хочет провести последние дни не в больнице, а, как говорит молодежь, «оттянуться» и воплотить в жизнь все запреты врачей.
— Как в «Достучаться до небес»?
— Многие фильмы похожи на «Достучаться до небес», и сам он похож на множество других картин на эту тему. Но там трагикомедия, а у нас серьезная драма. Я даже не мог поверить, что ее написал иностранец; это абсолютно наша, честная и трогательная история.
Еще закончил сниматься в фильме Рустама Ибрагимбекова и Эльдара Шенгелая с рабочим названием «Кавказское трио». Там у меня тоже главная роль.
В августе закончатся съемки сериала уникального питерского режиссера Дмитрия Светозарова «Бабье лето». Там я сыграл историю, которую не играл еще никогда: спившегося барда в последней стадии негодяйства! (Смеется.)
И, может быть, удастся снова вернуться в театр. В этом сезоне я только продолжал играть «Женитьбу» во МХАТе. Я этот театр очень люблю, доверяю ему и соглашусь на любые новые предложения от него.
— У вас нет иерархии, в соответствии с которой вы выбираете, в каких проектах участвовать, а в каких нет?
— Есть предпочтения чисто вкусовые, но когда ты уже согласился на что-то, нельзя отказываться ради участия в более интересном проекте — это неприлично. Наше профессиональное сообщество не так уж велико, и репутацией я дорожу больше всего. Например, этот актер — гений, но может запить; вот и рискуй: либо ты снимаешь гения, либо он уходит в запой. Либо это очень хороший артист, вы с ним договорились, но если ему предложат корпоратив за большие деньги, он скажется больным.
Я стараюсь держать слово и прилично и дисциплинированно веду себя на площадке.
— Как далеко простираются ваши актерские амбиции? Какую главную роль вы хотели бы сыграть — у Михалкова, у Тарантино?
— У Михалкова я, к, счастью, снимался.
— Обижаете, Юрий Николаевич.
— Если вы помянули Квентина Тарантино, то расскажу вам такую историю. Ставший известным благодаря главным ролям в его фильмах «Бесславные ублюдки» и «Джанго» Кристоф Вальц попал к нему с обыкновенного кастинга — искали актера, владеющего несколькими языками. И потом Вальц сидел в гримерке с моим другом, немецким актером, и сказал ему замечательную фразу: «Сыграть главную роль легко — получить трудно». Это одна из лучших фраз о нашей профессии.
Это к разговору о Тарантино! (Смеется.) Если серьезно, то у меня принцип простой: я ищу в каждой роли хоть что-то, что удивило бы меня и зрителей. Я все-таки по возможности стараюсь создавать своим пребыванием в кадре какую-то интригу. Я не могу играть двадцать одинаковых милиционеров или пьяниц; это вообще проблема современных сериалов — в них нет ярких ролей. Я тут где-то прочитал: «Стоянов сыграл очередного бизнесмена» — ну, все, эта тема для меня закрыта.
— Я очень люблю фильм Никиты Михалкова «12» и всегда хотел задать этот вопрос одному из актеров, сыгравших там. Не было ли у вас ощущения, что этот блестящий актерский состав играет слишком хорошо, небывало хорошо; попросту говоря — переигрывает?
— Нет такого ощущения. У меня ведь весь текст был — две с половиной страницы.
— Но вы создали этот образ, собственно, вашей игрой, а не с помощью текста. (В фильме «12» Юрий Стоянов играл владельца частного телеканала, гротескного «гламурного» бизнесмена — Прим. ред.)
— Как бы там ни было, я прожил эти моменты рядом с уникальными артистами и великим режиссером — педагогом, и не чувствовал себя в этой компании телевизионной персоной, случайно залетевшей в этот актерский раек.
— Обижаете, Юрий Николаевич!
— Нет-нет! Для большинства ведь я как раз телевизионный человек. И я этого не стесняюсь, а горжусь своим телевизионным прошлым и настоящим. Вот вы знаете, тем, что я увидел и запомнил в Большом драматическом театре у Товстоногова, я пользуюсь по сегодняшний день. Хотя это вроде бы одна строчка моей биографии — но целых 18 лет жизни. И после ухода из театра в 1995 году я 20 лет живу этим и отдаю это. Все, что я не смог сыграть там, я играю сейчас. И так же для меня был важен опыт общения с этими актерами, хотя и результат тоже — получившаяся картина.
— Юрий Николаевич, не примите, пожалуйста, это за комплимент, но не думали ли вы, что ваш уход из театра был благом для отечественного телевидения?
— Это было благом для меня. Вообще то, что я сделал на телевидении, да и вообще в жизни, я бы ни за что не сделал без своего партнера. Я уходил не в одиночное плавание — рядом был человек, на которого я мог опереться. Этот уход во многом был спровоцирован Илюшей. Весной я снял свой первый документальный фильм «Памяти Ильи Олейникова», он прошел на канале «Россия». Он очень странно сделан для документального кино: в нем нет ни одного закадрового слова. Там всего три персонажа: жена Ильи, его сын и я. Там многое из того, что люди не знали об Олейникове, и мне кажется, что свою любовь к этому человеку, пусть запоздало, я смог выразить в этом фильме.
— Возможен ли ваш авторский комедийный проект без Ильи Олейникова?
— В том формате, в котором был «Городок», без Ильи Олейникова он, безусловно, невозможен. Без Ильи по-прежнему очень трудно. Мой новый проект на сегодняшний день — это сценарий восьми юмористических программ, больше ста страниц готового текста; но его реализация зависит не только от меня.
Я хотел, чтобы эта программа называлась «100янов-шоу»; в цифре 100 — не титровой выпендреж, а намек на актерскую многоликость. Работать я начал спустя четыре месяца после смерти Ильи. Я знал, что «Городок» нельзя терять, но он должен быть «перезагружен». Этот сценарий написан около года назад, и все так называемые «актуальные» сюжеты, легшие в основу этой программы, быстро умерли. Я всегда говорил, что новостная актуальность не должна быть содержанием юмористической программы, и в «Городке» мы крайне редко пользовались такими сюжетами, ведь на смену одной актуальности всегда приходит другая — и часто страшная. Поэтому сюжеты наподобие падения метеорита на Челябинск состарились даже на бумаге, а, напротив, какие-то вечные вещи, связанные с тем, как мы с Ильей понимали природу смешного — они живые, я их перечитываю с удовольствием.
— Так почему не стали снимать?
— Проблемы финансирования. Я ценю мнение своих телевизионных коллег, но если в ближайшем будущем этот проект не вызовет ничей интерес, я начну прилагать усилия, чтобы запустить его самостоятельно. Но я уверяю: по принципам, заложенным в этот новый проект, сейчас на телевидении не работает никто — хотя «100янов-шоу» и стоит, конечно, на фундаменте «Городка».
— Не могу не задать этот вопрос — опять же, не примите за комплимент — мэтру комедийного телевидения: почему все-таки сегодня нет достойных юмористических программ?
— Есть; «Уральские пельмени».
— «По чесноку»?
— Абсолютно. Там много находок, эти ребята очень выросли как актеры. Это очень достойный продукт. Понимаете, я ничего никогда не сравниваю с тем, что делал я. Я очень неуверенный артист; просто когда я нахожусь в кадре, я знаю кое-что, но не хочу это декларировать. Как у Ахматовой: «О, если б знали, из какого сора» — я знаю, из какого сора, но не буду это афишировать. Поэтому нет такой планки: я, который делал «Городок» — как я смотрю эти передачи. Замечательно я их смотрю. Но эти ребята играют свои сюжеты эстрадным способом; средствами маленького кино, как было у нас, юмористические передачи сейчас на телевидении не делает никто.
— Часто ли вас называют «русским Стивеном Фраем»?
— А что, называют? Знаете, вы первый.
— Нет, не поверю. Вы ведь, условно говоря, в смысле типажей разыгрывали ту же карту, что и в «Шоу Фрая и Лори».
— Стивен Фрай и Хью Лори — конечно, два потрясающих актера и автора. Но такого комплимента мне еще не говорили.
— Я в детстве, смотря «Городок», больше всего любил одно из ваших амплуа — этих безумных теток… Которых потом «встретил» у Фрая и Лори.
— Нет, и по природе, и по приемам мы очень разные артисты. Они совершенно уникальные актеры, Лори это доказал в «Докторе Хаусе».
Я же артист выученный, сделанный, с хорошей школой. Я не Витька Сухоруков, мой однокурсник — природный, животный талант, слюни текли от зависти, — который, кстати, пять лет не мог поступить в ГИТИС. Нет; меня «слепили». Мне льстит сравнение со Стивеном Фраем, но мы совершенно разные актеры.
— Юрий Николаевич, согласны ли вы с тем, что комическое — всего лишь обратная сторона трагического, и лучше всех видит смешное тот, кто глубже понимает печаль, скоротечность, конечность жизни?
— Больше ста лет назад еще в своих детских наблюдениях это осознал Чарли Чаплин. В мемуарах он рассказывает, что однажды наблюдал, как гонялись за овцой; внешне это было смешное зрелище, но он понял, что оно на самом деле очень страшное. Примитивный пример: смешной персонаж упал на улице. У любого комедийного падения есть обратная сторона; падение смешно окружающим, но не надо забывать, что самому упавшему в этот момент больно.
Я не люблю пересматривать «Городок», но иногда приходится. Все лучшее в этой передаче сделано на стыке смешного и, не скажу трагического, но лирического. Я чувство юмора понимаю как свойство и характеристику ума и души, в отличие от тех, кто создает продукты, задача которых — вызывать непрерывную и бесконечную смеховую реакцию.
— Эта грустная нота и делала ведь «Городок» живым на протяжении многих лет?
— Проходит время, и я, забывая политические, социальные реалии того времени, по этим персонажам вспоминаю то время.
Смех как самоцель может быть очень талантливо воплощен у клоунов и комедийных актеров, но высокие образцы юмора все-таки основаны на важных человеческих проявлениях.
Актеров нужно учить не приемам, с помощью которых можно сделать смешное, а прежде всего открытию природы смешного в самом себе: через собственное обаяние, свою боль, свое понимание жизни. Источник:
Свежие комментарии